Светло-серый человек

          Однажды, очень ненадолго, этажом ниже поселился сутулый, очень худой человек в сером. То есть, в сером он ходил всегда. Весь его гардероб – довольно разнообразный, к слову, как и у большинства итальянцев, независимо от достатка и общественного положения – был разных оттенков серого цвета; о существовании некоторых из них я прежде и не подозревал. Человек был очень высок, но каким-то странным образом вся одежда была ему немного длинна. В жаркие дни на его широких и плоских, как вешалка, плечах болталась светло-серая майка почти до коленей с каким-то абстрактным тотемическим рисунком и шорты потемнее, с бахромой, свисавшей до самых носков – длинных, почти черных, и тоже с диковинным узором. Когда становилось холодно, он надевал плащ почти до пола, шляпу, немного надвинутую на очки – ну да, он всегда носил очки, большие, с металлической оправой; из-под плаща топорщились мешковатые брюки, которые налезали на ботинки и немного подметали асфальт. В дождь он раскрывал над собой огромный зонт в шахматную клетку, только вместо черных квадратов на нем были темно-серые, а вместо белых – более светлого серого оттенка; нижние края брюк собирали воду из луж – но он не обращал на это никакого внимания. За ним было легко наблюдать – он, видимо, совсем не чувствовал чужих взглядов, иногда рассеянно поглядывал по сторонам, при этом, похоже, почти не замечая происходящего вокруг, но чаще просто глядел перед собой, о чем-то думая.  Что-то подсказывало, что однажды он так забредет под машину или врежется в кованую ограду старинной виллы – но нет, он всегда проходил вдалеке от препятствий, никогда не спотыкался, не наступал на свои длинные штанины, у него не развязывались шнурки – в общим, с ним не происходило ровным счетом ничего такого, над чем обычно весело смеются зрители незатейливых комедий.

           Некоторых соседей можно не видеть неделями (зато слышать целый день, а иногда и половину ночи), а Человек в сером то и дело куда-то уходил пешком – и довольно скоро тем же путем возвращался, так что не встретиться с ним или хотя бы пару раз в день или не заметить его из окна было почти невозможно. При встрече он кивал, ронял вместо “buongiorno” короткое диалектное “bon di’” – и  сразу было понятно, что беседа дальше этого не пойдет.

          Но  беседа все-таки состоялась.

          Глубокой октябрьской ночью, в новолуние, раздался звонок в дверь. Звонили с лестничной площадки, не с домофона — если бы с улицы, я бы и ухом не повел – почти наверняка это оказался бы подгулявший турист, для которого все двери стали одинаковыми. Кто-то из соседей, подумал я, не случилось ли чего. Странный какой-то звонок, совсем короткий, будто человек обжегся, дотронувшись до кнопки, и тут же одернул руку.

          Я открыл дверь. Разглядеть ночного гостя оказалось непросто – он, видно, забыл заново включить свет на лестнице. Тут требуется небольшое объяснение: на каждой площадке у нас по выключателю, хозяева дома настроили свет так, что он гаснет через 10 секунд – электричество экономят. Мне так только интереснее, устраиваю со светом соревнования, кто успеет раньше – я забежать на свой четвертый этаж или он погаснуть. С велосипедом, особенно горным, это бывает непросто, но почти всегда хозяйский выключатель проигрывает. Ну а если вы согласны заранее признать его победу, можно подниматься не спеша, нажимая дополнительный выключатель после каждой пары лестничных пролетов. Так вот, это был Серый человек – его можно было бы узнать и почти в полной тьме, по силуэту; не только в нашем доме на пять квартир, но и во всем квартале таких больше не водилось.  На голову было намотано полотенце – разумеется, светло-серого цвета. Но лицо! Полотенце было более живого оттенка, чем его лицо. Будто он некоторое время назад отправился в мир иной, но потом вернулся, видимо, забыв что-то (или кого-то) прихватить с собой.

         -Вы меня, ради Бога, извините, — начал он, и такой фразой сразу развеял мои мысли о его возможном потустороннем происхождении, — Хотел бы подчеркнуть: я осознаю тот факт, что Вы у себя дома и имеете полное, юридически закрепленное право заниматься чем угодно и когда угодно. Но я очень прошу Вас о любезности…

          «Вот это слог!» — подумал я, не особенно, впрочем, удивляясь – в стране повседневной театральности звучит ещё и не такое. И это был тот случай, когда даже на слух понятно, что к тебе обращаются не просто на на lei, а на Lei — Вы с большой буквы.

          -… Вы все время ходите, иногда бегаете, иногда пританцовываете – и это ничего, к этому я уже привык. Но вот когда переставляете какую-то мебель… Я, понимаете, очень долго засыпаю, и меня легко разбудить.

          -Ну, нет. Мебель, допустим, я не двигаю. Если только стул?

          -Да, стул! Точно – это стул. Стул – это же тоже мебель! Я вас умоляю — пожалуйста,  ходите потише и хотя бы не двигайте стул!

          Мне стало очень неловко. Как всегда, когда напоминают, что ты увлекся, забыв о существовании других людей, и ты понимаешь, что упрек справедлив.

          -Простите. Зря вы раньше не сказали. Я, честно говоря, не замечал – а ведь, наверно, вы правы. Буду повнимательнее.

          Он сложил руки на груди, коротко, с чувством, поклонился – и растворился в темноте.

          После этого со мной стали происходить разные удивительные события. Они со мной и так нередко происходят, и я им больше не удивляюсь, а просто за них благодарю, поднимая глаза туда, где горы встречаются с небом. Что за события – расскажу как-нибудь потом, эта история не про них. Мне, конечно, любопытно было бы узнать, кто он, Светло-серый человек, и что делает в этой жизни, помимо постепенного изнашивания своих многочисленных серых вещей. И в то же время я этого знать не хотел. Я мог придумывать ему любую, самую невероятную судьбу – и с удовольствием думать о том, что вымысел вполне может оказаться правдой.  

         А потом он исчез. Просто переместился в какую-то другую точку пространства – а может быть, и времени. Удивительные события продолжили происходить, из чего можно сделать вывод, что не он их главная причина. Но без него они стали случаться немного реже.

         На третьем этаже стало тихо-тихо – впрочем, когда он там жил, было так же. А через несколько недель туда вселилась огромная неаполитанская семья, и о существовании тишины с той минуты можно было забыть навсегда. Но это уже совсем другая история.